- А оказать им помощь здесь и сейчас? Лениво? Руки марать неохота?
- Их поить надо - горячим питьем, согреть, одежду обгаженную заменить на хотя бы сухую, помыть опять же. Здесь у меня такой возможности нет. Только зря приморозим дополнительно.
- А так часть из них не доедет!
- Ослабевших отвезем под присмотром. Но если их сгрузим тут - потеряем больше.
- А сразу на боевой корабль - потвоему лучше? Черт знает, кто может в этой толпе оказаться!
- Ну, отфильтровать тех, кто три дня не ел не пил, от тех, кто примазался - не вопрос.
- Для матросов первого года службы - еще какой вопрос.
Вспоминаю ловкачаначальника, мирно сидящего на бережке под сенью корабельных пушек.
- На берегу - грамотный врач с запасом медикаментов. С фильтрацией и сортировкой он точно справится. Придать патруль для охраны подозрительных. А нам здесь, я так понимаю - еще завод атаковать…
- Умный шибко! Атаковать… Темнеть уже скоро будет!
В толпе у прибывших машин начинается крик и ругань. С радостью узнаю голос Надежды Николаевны. Уцелела, значит!
- А ну пошли прочь с тушенкой, придурки! Только сахар и сухари! Чай давайте, у кого есть!
Николаич негромко говорит:
- Давайтека, доктор - наводите порядок.
И повернувшись к кронштадтцу:
- Считаю, что эвакуация беженцев - причем срочная - лучший выход.
Остальные присоединяются.
Мешковатый моряк смачно сплевывает и вопреки ожиданиям не орет, а ровным голосом начинает сыпать приказаниями в свою рацию.
Поворачивается к командирам.
- Сейчас придет пешая толпа. И сколькото на замыкающем танке едет. Давайте всю воду и весь сахар. С вас - ваши маталыги, с вас - оба кунга. В теплый детей посадим. Возражения есть?
- Если там есть беременные - то лучше их в теплый кунг. Дети выдержат и так. (Это я умничаю.)
- Я не буду действовать в отрыве от основной группы - заводит старую песню летеха.
- В случае саботажа я, как старший по званию, сниму вас с командования.
- А возражений от моих людей не боитесь?
- В каждой вашей коробочке кроме ваших людей - уже сидят и не ваши. Так что лучше - давайтека не кучедрючьтесь, лейтенант. Если мы и не вполне по уставу действуем, так ситуация обязывает. Сочтемся славой.
- Славу в тарелку не нальешь и в рот не положишь.
- Лиийтенант! Я уже вам все сказал. Вы тут - в единственном числе. Слыхали поговорку про одного воина? Которого за это - поленом? Все, давайте действовать.
Кунг для неафишируемой среди широкой публики высадки морфа и его хозяина приходится отогнать за передовое охранение.
Летеха скрепя сердце посылает БТР. Сапер опять же ненавязчиво перекрывает яму, где мы втроем устроились, своими подчиненными.
Елееле я успел перекинуться парой слов с Семен Семенычем. Мутабор все это время старательно подпевал - то есть выл и ревел как заведенный. Особое воодушевление ему дало то, что вивисектор мало не блевал от этого пения. Сейчас вивисектор с отвращением кутается в грязнючее красное одеяло. Холод преодолел брезгливость. А мне почемуто вспоминается, что приказом царя Петра старательно утеплили тулупом любовника царицы Евдокии - первой петровской жены. Чтоб, сидя на колу, прожил подольше.
Если можно сказать про мертвеца, что он нервничает - то по отношению к Мутабору это определение годится. Я тоже нервничаю. В меньшей степени, конечно.
А моего знакомца - вивисектора просто колотит. Когда сидишь в яме, мир приобретает несколько странную перспективу.
Честно признаться, я сильно подозреваю, что собственно расклад уже сделан и скоро невзначай подошедший автоматчик из нашего конвоя - охраны просто с трех метров длинной очередью снесет морфу башку. Судя по всему, морф думает в том же направлении. Как ни странно - о нас словно забыли и меня не дергают для помощи беженцам.
Остолбенело открываю рот - со стороны завода на бреющем проносится пара вертолетов. Боевые, вроде их крокодилами зовут. Сначала, услышав очень характерный рокот со свистом (а винтотрясы, как и танки, дают смешанный шум - низкий рокот и ритмичный шелестящий присвист) я и не понял, что это.
В первый момент прижигает мысль, что противник уже и винтотрясами обзавелся и сейчас нам тут кашу устроят, но агрегаты мирно проходят над нашей группой и беженцами. Один начинает облет по кругу, другой зависает в нескольких метрах над землей, словно чудовищная стрекоза, потом ложится на курс к Кронштадту, следом - сзади и чуть выше, уходит и второй. В воздухе еще летают какието не то тряпки, не то бумажки, поднятые воздушным вихрем.
Пока хлопаю глазами, оживает почемуто вивисектор.
- Мутабор яма расстрел. Господин Кронштадт лечение.
Это он интересно к чему?
- Господин информация ценность. Мутабор людоед дрянь говно.
Ага, понимаю. Видимо решил злить морфа. Заодно и недоверие возбудить, что просто в наших условиях - без виагры недоверие у всех нас друг к другу и так возбуждено - дальше некуда.
- Мутабор башка пуля мозги жопа. Мутабор дурак. Дурак. Дурак. Дурак. Скотина.
Пора встрять.
- Эй! Язык в жопу! Пинок по пальцам охота?
- Да пошел ты! Айййй!!!
Ну да, Мутаборуто и тянуться не надо.
До меня, кстати, ему тоже рукой подать.
Сзади шаги.
Поворачиваюсь.
Двое незнакомых офицеров и Николаич. Раньше вроде я этих мужиков не видел. Незаметные они какието.
Спускаются к нам в яму. Становится тесновато.
- Атака через час. Мутабор готовность? - спрашивает устало Николаич.
Мутабор шевелится, вроде как кивает головой.
- Доктор готовность?
Встряхиваюсь. Гляжу на свою сумку. Висит плоско, как груди у старухи. Подрастряс я ее сегодня. Потому отвечаю не слишком молодцевато.