НОЧНАЯ СМЕНА. КРЕПОСТЬ ЖИВЫХ. - Страница 389

389

Оказывается, тут этих летунов знают как облупленных - они местные, так что знакомых общих хватает, потому у меня есть время перевести дух, выпить чашку чая и перекусить чем найдется. Все равно еще не прибыла машина, на которой меня подбросят - она потом пойдет на форт Риф, а меня по дороге ссадят.

Помимо бутербродов с какойто колбасой вроде докторской и печенья потчуют еще и тем, что интересного было.

Интересного много - но в основном все не так, чтоб веселое. Успешно провели операцию по устранению непроходимости кишечника у гастарбайтера - оказалось ранее никем из присутствующих невиданное - просвет кишки закрыл наглухо клубок аскарид. Справились в итоге, но получается, что еще и гельминтологическую лабораторию придется развивать, первые звоночки. Это ж в Канаду и Австралию, не говоря про Швейцарию, гастарбайтерэмигрант должен был приехать здоровый, со специальностью, коекакими деньгами и обязательно - не имея криминального прошлого, нашим гастарбайтерам можно было приезжать с туберкулезом, гельминтами, и с только криминальной специальностью. Так что много чего расхлебывать придется.

Попытка провести операцию перевода в разумного морфа по «методу Мутабора» завершилась провалом - восьмилетняя девочка с укусом лица не прошла даже двух циклов, в итоге - банальный зомби, беспросветный. Правда и на операцию она попала уже в терминальном состоянии - издалека везли, не успели.

Зато нормально стала работать флюорографическая установка. И с персоналом все срослось. Это отлично - по туберкулезу Питер всегда изрядно отличался, а последние годы у нас эта хворь цвела буйным цветом, да еще и давая формы, устойчивые к отработанным схемам лечения. Но так как болезнь немодная, да еще и сугубо социальная, показывающая серьезное неблагополучие в обществе, то ее особо и не выпячивали. Благо делать это было просто - вот СПИД, гепатит - модные бренды, на борьбу с ними деньги бросать положено во всех демократических странах - ну и мы туда же. В итоге пациенты - а это в основной массе асоциальная публика - имели букет заболеваний, и когда помирали, то смертность записывалась по модным брендам. Интересно получалось - больных туберкулезом стало больше, а помирать от него стали меньше… Но все довольны.

Мне к слову намекают, что неплохо бы пройти на флюшку, провериться. Для медиков - льгота, а проходить обязательно. Я конечно вольный казак. Пока. Но скоро казачество будут прибирать к рукам и дисциплинировать, так что вообще пора бы и о будущем подумать, тем более что после уборки и быстрого ремонта - еще и Госпиталь в работу включится, так что медики будут нужны.

Тут обед заканчивается и коллеги с неохотой, но убывают по своим отделениям.

Намеки достаточно прозрачные прозвучали. Нет, не насчет флюшки, этото как раз сделать надо - не раз убеждался, что эта банальная процедура позволяет много гнусного обнаружить как раз тогда, когда оно еще может быть вылечено, не о флюшке речь. Речь о том, как дальшето жить. Кстати намек, что работать мне тут - уже не первый раз слышу. Ну да, работы у коллег сейчас вагон, а дальше еще больше будет. Вон многие отмечали - во время войны вроде как и не болели - а как мир наступил, устаканилось все - болезни как накопленные вылезли.

Допиваю чай, когда зовут - пора, машина прибыла. Водила с усмешкой превосходства смотрит на ком всякого разного, двигающийся к его таратайке, потом замечает меня внутри кома и даже снисходит в помогании при загрузке в машину.

Я успеваю заметить только, что мы пересекли КАД, справа появилось кладбище - а уже и сворачиваем влево. Грозный, побитый погодой старый щит «Стой! Стреляют!» и выкатываемся на аэродром, надо полагать - хотя первое впечатление, что это табор какойто - разношерстные машины, строительные вагончики, в просвете между ними миниатюрный белосиний самолетик, какогото игрушечного вида. Когда вылезаю из машины, вижу, наконец, и взлетную полосу - тут в ее начале как раз все и собралось, дальше пустая полоса с легким снежком.

Народу не очень много, но двое сразу подходят - причем отнюдь не летуны, а обычные мореманы - начинают расспрашивать кто да откуда. Поневоле в голову приходит мысль, что у татар с монголами это дело было поставлено лучше - повесили тебе пайцзу золотую или серебряную - и носись безвозбранно. Или вот вариант - таки документы себе годные выправить.

Водитель подтверждает, что я - это действительно я, помогает вывалить все мое приданое, отчего у старшего патруля - молодого лейтенанта (черт его знает, как он поморскому называется, но звездочек у него на погонах по две) возникает желание восхищенно присвистнуть и спросить: «А где - картонка и маленькая собачонка?». Отмахиваюсь от шутника, прошу присмотреть за грузом - и бегу в направлении, которое он мне указал.

Оказывается, нужный мне летчик находится в учебных классах - в одноэтажном провинциального вида домике, единственном цивильном среди кучки кунгов и стройвагончиков. Окна на домике закрыты свежеприколоченными решетками. Вахтер меня тормозит - но быстро опознает - видно, что меня даже словесно описали, не иначе, и вызывает Колю. Вот с ним мы и полетим.

Летчик Коля оказывается совсем молодым светлорусым симпатичным парнем - с таких раньше плакаты рисовали, прямо образцовый отличник боевой и политической подготовки. Одет элегантно, но както это сидит все на нем - и высокие ботинки, и комбез, и летная куртка - аккуратно, но не попижонски. И сходу выговаривает мне за двадцать три минуты опоздания.

Второй выговор получаю, когда начинаю таскать свое добро.

- Да вы сдурели, что ли? - вежливо спрашивает меня образцовый летчик.

389