НОЧНАЯ СМЕНА. КРЕПОСТЬ ЖИВЫХ. - Страница 274

274

- Вы еще забыли сказать, что сами вы не местные и извините, что мы к вам обращаемся - ехидно замечает старшая медсестра, тем не менее начиная копаться в своей сумке.

- Так низко я не пал, чтоб попрошайничать поцыгански. Тем более что основной бизнес на нищенстве держат цыганелюли. А они вроде и среди цыган - не почитаемы.

- Ладно, держите.

- Вот спасибочки!

В итоге нам насовали провизии - как раз на троих и хватило - Филя, разумеется, мимо не прошел и трапезу с нами разделил.

Правда поесть спокойно не дали - вопросов было много.

Кронштадская медицина уже на морфов насмотрелась - причем на разных - оказалось, что и братца присутствующие знают - он препарировал несколько морфов у себя - на новом кладбище, названном в честь большого Пискаревского, где лежит 470 000 ленинградцев, умерших в блокаду от голода, холода, обстрела и бомбежек, - Малой Пискаревкой.

Но вот появление болееменее разумного, да еще и выступившего союзником морфа - это их сильно удивило. Помоему даже посеяло всякие беспочвенные утопии, типа вечной надежды людей на практическое бессмертие. Хоть в каком виде, не зря же так были популярны дурацкие фильмы про вампиров. Только бесплатный сыр - как правило в мышеловке. Причем для второй мыши.

Вовсяком случае, по одному морфу судить нельзя. Ну, мне так кажется…

Хотя заманчиво, конечно. Потому как вроде жизнь после смерти - и что там - один Мутабор ведает. Но мне так кажется, что тут не будет все так уж просто - пореанимал безнадежного - и вот он встает, говорит «Благодарность. Доктор. Коньяк. Завтра.» и прет домой к радостным родственничкам. Вот что узнать надо точно - осознавал себя мой подопечный сразу или память потихоньку возвращалась. И что там такое было - при дрессировке того же Альманзора. Пряник какой был - ясно, а вот кнут? И ведь был кнут, совершенно точно - больно уж вивисектор был уверен в том, что морф его боится. Морф, конечно, жульничал, но ведь это показывает, что применяли по нему какуюто неприятность…

- Подходим, приготовьтесь высаживаться! - не оборачиваясь говорит МЧСник.

Народ начинает прибирать свои сумки, а старшая из медсестер раздает брезентовые котомки - точно, в таких были бахилы и рукавицы от ОЗК.

- Это зачем?

- Загажено на территории уже все сильно, а в цехах, где людей три дня держали - тем более. Без бахил - угадимся сильно, нам же там ходить придется…

А ведь и верно. Добавляю футляр в свою поклажу.

На берегу людно и довольно оживленно. Людей полно и видно, что грузы кучами. Встречает комендантский патруль из мореманов. Переваливаем сумки и себя в маталыгу, к которой нас привели патрули. Медпомощь никому не требуется - командование решило не проводить массовую эвакуацию.

Вместе с маталыгой отправляется несколько разномастных грузовиков. В холодном, сыром воздухе чад солярки и сгоревшего бензина звучат какойто особенно тревожной нотой. Водила перед прощанием сообщил, что наши благополучно убыли в Ораниенбаум, их заменили присланные с Котлина люди, но вообщето МЧС предпочло бы иметь дело с нами. Танк и БТР остался в усиление, да с собой кронштадтские приволокли серьезные стволы - и АГСы, и пулеметы. В том числе и крупнокалиберные. Опасение, что какието залетные хамы начнут обижать, поэтому сейчас сильно ослабло.

К слову - не для передачи всем подряд - МЧСники таки нашли место, где можно разжиться СКСами и патронами к ним. Но об этом пока - молчок, там вроде есть еще много всего вкусного - наш Старшой об этом информирован, а вот кронштадтские могут наложить лапу - и целуйте веник! Потому им припомнили голодный паек с вооружением в самом начале и делиться не хотят категорически.

На месте требую от своей группы не расходиться и идем гуськом к стихийно образовавшемуся штабу - по имеющейся информации - аккурат в домике, где битые мониторы, можно найти командира. Стараюсь идти там, где на снегу брюхом корпуса от БТР промятая полоса. Еще не хватает сейчас комунибудь на мину нарваться.

Первое впечатление - из рук вон плохое - толпа народу - кучами, группками, поодиночке - ходят, лежат, сидят где попало, в некоторых местах снега не видно. Бахилы мы натянули. Идти неудобно, но по запаху судя - народ не слишком заботится о том, где гадить, а может просто вытряхивали накопившееся за три дня в штанах дерьмо. Как это описано у капитана Франсуа из Великой армии Наполеона - во время отступления из Москвы многие европейцы так поступали - гадили в портки на ходу. И на ходу же и вытряхивали - потому как сядешь - замерзнешь, или толкнут - и не встанешь…

У немногих освобожденных хватает силы ругаться - но так как вообще людей густо - то ругань выделяется на фоне плача. Не выпустить всех - было жестоко, а сейчас помогающие захлебнулись в таком объеме работы. К тому же на периметре видна охрана, да патрули опять же - в итоге помощников кот наплакал, тонут они в массе нуждающихся.

Пальба идет все время, то ли патрули отстреливают подтягивающихся зомби, то ли мерещится что часовым, то ли подбадривают себя - картинкато страшненькая, чего уж тут. На благостность не настраивает.

У штаба - толпища народу, явно - не протолкнемся. То самое гудение - как у пчелиного роя, как и слышал рядом с цехом - слившееся вместе и плач, и брань, и стоны, и жалобы. Не, не проскочить.

- Там лесенка пожарная сзади - пошли - на крышу залезем.

Толковое предложение. Идем с Филей туда, где сегодня - а словно месяц назад сидели, я еще любовался на простреленный сапог Мутабора. Чтото не помню я лесенку.

Оказывается - прав Филя. Для народа в штабе наше явление через люк на крыше - неожиданность. Хорошо не подстрелили, взвинченные все и злые.

274