НОЧНАЯ СМЕНА. КРЕПОСТЬ ЖИВЫХ. - Страница 196

196

Неожиданно оживает рация. Голос Николаича приказывает положить на лед пару ракет - сразу за «Летучим Голландцем». Первой мажу и она булькает в темную воду, не успев толком загореться. Вторая и третья рикошетами прыгают по льду. Тут же начинается стрельба, и мы слышим, как там сыплются стекла.

Напряженно всматриваюсь в темную глыбу плавучего заведения. Неожиданно оттуда на лед сваливается крупная туша. Не успеваю ничего сказать, а пулемет оживает, лупя туда экономными короткими очередями. Вижу в окулярах брызги льда, взбитые пулями, туша дергается, но ползет к кромке льда.

- Старшой, видим цель - с обратной стороны дебаркадера или как там его.

- Принято.

Три фигурки бегут в сторону по набережной и останавливаются как вкопанные, как только замечают ползущее тело. Хлопают выстрелы.

- Обойму давай!

Спохватываюсь. Я же за второго номера! Хватаю из короба своеручно снаряженную обойму и вщелкиваю ее в бронзовый приемник. Лязгает затвор. Пулеметчик со счастливой улыбкой молотит и молотит.

- Патронов не жаль? Эй?

- Это уйти не должно. Любой ценой. Иначе придут другие следом. Нельзя.

Логика в этом есть. Вторая обойма пустая. Вываливается с другой стороны пулемета. Звякает, упав вниз. Я наготове и третья идет стык в стык со второй. Но на девятом выстреле пулемет замолкает. Три коротких очереди было. По три патрона.

- Сделано. Сейчас пойдут смотреть - бинокль возьми.

Да, вижу что наши по льду добрались до туши.

*******

Виктор давно не чувствовал себя таким замудоханным. Кисло было и то, что мысли в голове крутились всякие - но в основном неприятные.

Когда он делал схрон и склады, все рисовалось совсем не так. Послушная Ирка, он, героический и всезнающий, вооруженный до зубов информацией и знаниями. Теперь ему казалось, что если кто в их паре Пятница - то скорее всего он сам. Противно было и то, что и впрямь получалось - все выживание выльется в итоге в потогонное коряченье посреди леса.

Он никогда так не уставал, как сейчас. Строительство схрона было планомерным, себе в удовольствие, а тут обстоятельства гнали вперед, а Виктор напоминал себе клоуна, которого видел в детстве в цирке - тот сел на лошадь, но съехал с седлом под брюхо и както чудом вися там и вопя, потешал весь цирк. Только потом оказалось, что клоунтаки наездник, а это все было шуточной репризой. Про себя Виктор так не думал. Сейчас он не вполне был уверен, что выберется изпод брюха. Как бы наоборот, не свалиться вовсе.

Вчера он все же дорыл погреб. Уже в темноте сбил щиты и худобедно облицевал щитами вырытую яму. Получилось преотвратно, и Виктор был крайне недоволен своей работой. Теперь ломило все тело, мышцы ныли, и впридачу не спалось. Одна радость, что в честь свадьбы Ирка устроила ему роскошный минет.

С утра решили поехать на озеро за льдом, а по дороге дать крюка и заехать в нежилую уже Ольховку. Это тоже угнетало. Одно дело - чистый и красивый сюрвайв. И совсем другое - банальный крестьянский труд, тяжелый, постоянный, ежедневный с утра до вечера и малопродуктивный - Виктор прекрасно понимал, что у него, горожанина в третьем поколении самые простые крестьянские дела пойдут совсем не гладко. Да и по инвентарю он получался самым убогим бедняком. Ни курочки, ни порося… курям на смех.

Но самое противное было сознание того, что Ирка кругом права. Почемуто захотелось привычного «в прошлое время» с утра яйца всмятку со свежим подогретым ржаным хлебом и сливочным маслом. Вместо соли Виктор всегда использовал приправу «Подравка» и сейчас он буквально почувствовал аромат.

На складе был яичный порошок. Было натопленное своеручно топленое масло. Даже «подравка» была. И муки достаточно. Но все это было не то. Свежие продукты нужны. А вот мясом они чтото уже и наелись. Не хотелось мяса. Даже думать было противно.

Бесконечное его ворочанье с боку на бок в конце концов разбудило Ирку. Она проснулась неожиданно бодрой и свежей.

- Черт, как быстро бабы восстанавливаются - с неудовольствием подумал помятый Виктор.

Собирались недолго. Выехали - еще темно было, и свет фар контрастно освещал, словно вырезанные из бумаги силуэты деревьев.

Виктор вел аккуратно и когда фары высветили повалившийся штакетник в сухом бурьяне - было все еще темно.

Ольховка когдато была небедной деревней в два десятка крепких домов с грамотно продуманными подворьями. Сейчас целыми в ней оставалось два дома. Еще три были в полуразваленном состоянии, а от остальных и фундаментовто толком не сохранилось.

Последняя жительница - бабка Арина была знакома и с Витькой и с Иркой - они у нее останавливались по дороге к бункеру. А то и жили - пока бункер был совсем в начале постройки. Хорошая бабка была, скуповатая, кособокая, с изломанными ревматизмом суставами, но веселая и неунывающая, со светлыми голубыми глазами. Три года назад она померла, отравившись угарным газом - экономная бабка была и дрова берегла, вот и поторопилась закрыть вьюшку. Нашли ее через месяц какието шалые лыжники, которых сюда занесла нелегкая.

Погода была холодная, тепло от печки выдуло, избу проморозило и бабка, доползшая перед смертью почти до двери сохранилась неплохо, хотя запашок стоял конечно сильный.

Ее похоронили в райцентре - родственники какието нашлись, причем быстро, а дом простоял полгода с открытыми окнами и дверью. Потом ктото все ж заколотил окна досками и проезжая мимо Виктор с Иркой убеждались, что так никто сюда и не ездил.

Теперь Ирка настояла на том, чтобы осмотреть оба дома - и по результатам переселиться сюда.

Не сговариваясь, решили начать с другого дома - не того, где жила покойная.

196